Ты не думаешь о Норгвене. Старательно не думаешь, цепляясь за любые другие, даже самые ничтожные мысли: что дальше делать, что с Хатрайтом, какая неудобная веревка; какое остро существующее ощущение от сломанного ногтя, когда царапаешь им по тыльной стороне ладони другой руки; как приятно выйти из шепчущих тоннелей в горе в перелесок; как правильно подойти к кусающейся лошади Нор... – лошади! Просто кусающейся лошади. Просто – лошади...
Нужно думать дальше, о неважном. О прохладе, о дороге на юг. Оборвать мысль благодарности за собранную сумку с едой. Просто пытаться ни о чем не думать. Просто смотреть вперед. Сухими, широко открытыми глазами.
Говорить самой себе: "Ты никто".
Вокруг мир, и ты лишь часть этого мира. Лишь лист на ветру – смотри... Падаешь сквозь такой плотный, тягучий воздух. Вязнешь. Растворяешься.
"Ты никто, и единственная задача у тебя сейчас – ехать как можно дальше и дышать".
Дышать, не смотря ни на что. Этим воздухом. Этой ночью. Запахом лошади. Дышать ровно-ровно, как не дышала ни разу в жизни. Полной грудью и животом. Размеренно, как можно более громкими мыслями отсчитывая от одного до четырех и от одного до шести – и заново.
Промочить сухое, словно сморщившееся в какой-то момент до размера игольного ушка, горло чистой водой из фляги, намеренно задержав внимание на запахе от пробки...
Не думать о Норгвене.
Не думать о Норгвене получается почти всю ночь. До тех пор, когда ближе к утру голова начинает звенеть от напряженной работы. Раньше – по крайней мере, сколько ты можешь вспомнить, – ты и не подозревала, что это может быть настолько сложно: не думать.
– Мне нужна пара часов отдыха. Вот там, кажется, удачное место, если чуть углубиться. Хорошо?
Голос сухой, почти незаметно ломкий. Не как соломенный плетень, что трещит под натиском эмоций, и вскоре прорывается, не в силах больше их сдержать. Нет. Как пленка льда под сапогами на осенних лужах. Под сапогами, что топят, втаптывают глубоко в грязь на дне все, что нельзя выпускать в мир. В тот мир, в котором нужно жить. Нужно дышать. А это никак не получится, если не сделать так.
Лежа на спальном одеяле, ты до рези в глазах смотришь в небо. Туда, куда к затянутым тучами звездам, как говорят, ушел твой самый близкий брат, которого у тебя никогда не было.
По телу проходит нервная дрожь, и ты сдерживаешься из последних сил, словно иначе взорвешься, как перегретый котел, – не думать! Не думать. Не думать...
И проваливаешься во тьму.