Желание

— Эстер, нет!
Я привыкла реагировать на этот голос и подчиняться ему мгновенно, но в этот раз я не собиралась останавливаться, и внутри что-то болезненно сжалось. Так тянет мышцы удар, остановленный в замахе.
Черное лезвие Халот вошло в горло демону, сбоку, под клыкастую пасть — едва ли не единственное место на нем, не покрытое шипастой броней. Рывок на себя, и у хезроу появляется вторая, менее зубастая улыбка. При всей их нечеловеческой, сверхъестественной натуре умирают они так же, как мы. Едва успеваю отдернуть руку — мертвое тело вспыхивает пламенем.
Медленно выпрямляюсь, убираю кинжал. Он в демонской крови, масляно-черной, но мне сейчас все равно. В повисшей тишине стук гарды о ножны звучит резко, как щелчок спущенной тетивы. Под взглядами друзей неуютно, особенно под взглядом Дома, но я все равно смотрю на них.
— Ну что, может, пойдем уже делом займемся?
Мрачно вздохнул Мэнесс. Амадеус коротко хмыкнул. Корвус равнодушно пожал плечами.
Каждый из них хоть раз да бросил "проще убить", пока они ломали голову над тем, как нейтрализовать демона на достаточный срок и сохранить ему жизнь. Каждый был не против такого решения.
Но только я на него осмелилась.
— Как вы все просто это восприняли, — разочарованно обронил Доминик. — Хорошо...
— А что делать? — мрачно отозвался Корвус.
— А отчего беспокоиться? — подала голос рабыня-проводница, единственная здесь, для кого произошедшее было абсолютно в порядке вещей.
— Да, Одалит, ты права, отчего беспокоиться, — передразнил ее Доминик, и от его голоса захотелось сжаться. Командир не был красноречивым оратором, но умел вот так, одной только интонацией ударить резко и хлестко, как в бою — своей Гранью. — Ты абсолютно права.
Корвус хлопнул брата по плечу и махнул рукой: идем.

Мы не говорили об этом больше, по старому негласному правилу отложив все сложные разговоры до окончания задания, и все было почти нормально. Почти. Кроме неуловимо висящего напряжения, едва заметной остроты в интонациях Доминика, когда он все-таки обращался ко мне, тонкого льда в светлом взгляде, отведенном на мгновение...
Я стояла на коленях спиной к сладко сопящему Мэнессу, смотрела на заходящее солнце, которое сегодня, как и все последние вечера, существовало только внутри моего разума, и вместо положенного — "Да вершится моими руками воля твоя, в жизни и смерти", повторяла, как много лет назад, когда еще никто не отвечал на мои молитвы: "Пожалуйста, пусть завтра никто не умрет".

В зеленое пламя я шагнула первой. По очень рациональной причине: отыскать, где именно прячут пленницу, могла только я. Когда ставшее почти привычным жжение прошло, я сосредоточилась на Ваукин — такой, как описывал ее Мэнесс и жрецы, какой я помнила ее по фрескам в храме и какой я сама была те несколько мгновений... Секунду-другую заклинание дрожало, тянуло в разные стороны, будто не могло определиться, но наконец внутренний компас четко взял направление, и я двинулась вперед.
До первых противников. Хезроу. Снова.

Здесь сам мир был против нас. По крайней мере, точно против Корвуса, чьи заклинания сейчас напоминали скорее дикую магию варлоков, чем выверенное искусство боевого мага. У Мэнесса было немногим лучше, но, по крайней мере, он ухитрялся не задевать своих. Доминика связала боем марилит, и даже его скорости не хватало, чтобы отбивать атаки шестирукой змеи, хотя Амадеус как мог отвлекал ее на себя. А я как проклятая вертелась между противниками и союзниками — убраться с траектории чужого заклинания, ударить собственным, мимоходом коснуться плеча Доминика, вливая в него новые силы, не попасться при этом под мечи марилит, заткнуть наконец колдуна-нага, пока она не обратил Корвуса в камень...
Что ж, зато мы ее нашли.
Мне пришлось пожертвовать заклинанием планарного перехода — куда важнее было не дать марилит разделаться с Домом, и вся надежда оставалась только на Корвуса. Бежать приходилось быстро. Только мы разделались со змеями, как начали объявляться другие демоны. Доминик едва успел выдернуть из-под когтей врока оглушенного Амадеуса, а Мэнесс — убедиться, что Ваукин действительно настоящая. Прямо на месте нашего портала начал появляться кто-то еще, но мы успели раньше.
...И оказались не дома.
Не знаю, что пошло не так. Но наш единственный шанс на безопасный уход провалился. А второго планарного перехода у нас уже не было.
Мы стояли на площади, окруженной порталами с зеленым пламенем, вместе с пленницей, за похищение которой нас бы ждало... Не знаю, что. Мы не собирались оставаться и выяснять.
И бросились к единственному выходу, который у нас еще оставался. Дверь на Лестницу между Мирами, через которую мы вошли.
В городе стояла неестественная, пугающая тишина. А потом воздух начал наполняться летающей стражей, густо, будто у них начался перелетный сезон.
Я набросила на Ваукин свой плащ, хотя бы скрыть ее ужасно заметные волосы цвета темного золота. Стража сверху нас пока не видела, а вот стая мелких импов взяла след и неслась за нами черным верещащим облаком.
Корвус бросил нам за спину паутину, и рой бесов наглухо в ней запутался.
— Лишь бы там не было тех дворняг, — бросил кто-то в полушутку, когда мы влетели в подворотню с Дверью. Эти демоновы псы устроили нам жаркую встречу, и, пожалуй, могли бы устроить столь же жаркие проводы.
Но их там не оказалось.
Прямо перед дверью, поигрывая огненным хлыстом, возвышался балор.
Я бросила быстрый взгляд на Мэнесса и Амадеуса. Самый младший из нас и тот, на ком лежит ответственность за семью. И еще у них больше всего шансов уйти и вытащить Ваукин, а нас троих должно хватить на то, чтобы задержать балора хотя бы на минуту. Только бы они не принялись спорить!..
Но мы не успели ничего сделать. Балор шагнул вперед, щелкнул хлыстом и вдруг изумленно замер, а из груди его появилось сияющее лезвие.
— Доминик Кастель, — произнес ангел в золотой броне со знаком Хельма на груди. — Твои молитвы были услышаны. Идите.
Нас не пришлось просить дважды.
Выскакивая на лестницу, мы еще успели увидеть, как ангел и демон схлестываются в неистовой схватке.
Но на этом ничего не кончилось.
Мы мчались по лестнице так быстро, как только могли, не разбирая дороги, не пытаясь даже понять, туда ли мы бежим. А за нами катилась яростная волна демонов, которые сыпались из дверей, как зерно из пробитого у дна мешка, и то, как быстро они настигнут нас, оставалось вопросом времени. Очень недалекого.
Фигуру впереди я узнала сразу. Коснулась было груди, чтобы привычно найти пальцами холод золота и приятную шершавость кости, и запоздало вспомнила, что мой символ веры остался приколот к плащу.
Тень без лица в черных доспехах молча указала нам направление, и, когда мы оказались за ее спиной, протянула руку вперед.
— Ваше время пришло, — произнес Фатум, посланник Келемвора, и первые ряды демонов осыпались прахом.
А рядом с нами то с одной, до с другой стороны возникали хранительницы Лестницы. Звучали арфы, и само пространство менялось, отрезая от нас погоню уже навсегда.

Много позже мы сидели в центре огромного незатихающего базара и завороженно смотрели, как спасенная нами золотоволосая женщина принимает назад свою силу, на глазах превращаясь в настоящую богиню.
Все закончилось хорошо. Мы все выжили, и выполнили поставленную задачу. Время отдыхать и веселиться.
А я... я не могу перестать украдкой коситься на мрачного Доминика. Не могу не думать о том, как объяснить ему, почему я сделала то, что сделала, и почему сделала бы это вновь.
О, я знаю, что мне сказать в свое оправдание.
И еще я знаю, что он не простит меня. До конца - не простит. Никогда.

— Вы можете просить все, что хотите.
Щедрое предложение. Запредельно щедрое. И великий соблазн — оставить богиню в своих должниках.
Мэнесс уверяет, что ему ничего не нужно, что возвращение Ваукин — лучшая награда. У него, человека с частичкой души богини, с ней свои, особенные отношения. Амадеус и Корвус молчат, думают. Я тоже молчу. Хотя уже знаю, что попросить у богини. Но — не при всех.
Мы молчим, и тогда слово берет Доминик.
Он мог просить о чем угодно. Но попросил у Ваукин вернуть к жизни убитого мною демона.
Златовласая богиня печально покачала головой — она не всесильна, не властна над жизнью и смертью, да и если была бы — демоны не имеют души, которую можно вернуть в тело, старое или новое.
Тогда он попросил вытащить из Бездны Одалит и очистить ее душу, но и здесь получил отказ — можно послать надежных людей, забрать ее оттуда, но никто кроме нее самой не очистит ее душу от зла.
Тогда он назвал третье желание.
И от его слов мне захотелось провалиться обратно в Бездну.
Он попросил Ваукин очистить меня от совершенного греха. Я только покачала головой — она не сможет, я вне ее влияния и принадлежу Келемвору, а он не считает совершенное мной грехом. Напротив, я освободила демона от страданий, которые были бы ему обеспечены после того как Граззт узнал бы, кто именно послужил источником сведений для наглых похитителей.
Ваукин задумалась. А потом протянула Доминику тускло сиящую мягким внутренним светом рапиру со словами "Я не могу выполнить твои желания. Но ты сам — можешь".

— Ты так ничего и не попросила.
— У меня есть одна просьба. Если это окажется в ваших силах, госпожа. Верните Доминику молодость.
Она тепло улыбается. Тепло и покровительственно, и я невольно думаю о том, какая же она все-таки красивая.
— Мэнесс уже просил меня об этом.
Я понимающе усмехаюсь. Мэнесс, которому не нужна награда, еще бы... Хитрец.
На самом деле я приятно удивлена тому, что наш "младшенький" попросил нечто не для себя, но, если задуматься, свою выгоду он с этого так или иначе получит.
У меня была еще одна просьба. Но сейчас... я думаю о том, что уже достаточно распоряжалась чужими жизнями, и достаточно решала за других. Будь я проклята, если это меня ничему не научило.
— Я... не знаю, — опускаю взгляд, смутившись, словно девчонка. — Могу я подумать?
Ваукин благожелательно улыбается, и я окончательно отказываюсь от мысли оставить ее в должниках. Точно не надолго.

Это был короткий и, пожалуй, самый тяжелый разговор в моей жизни.
— Как я могу искупить свою вину перед тобой?
"Прости меня".
Это не звучит, и не прозвучит, потому что прощение нужно заслужить, и я не могу, не хочу, просто не имею права просить — так.
И еще — очень боюсь услышать "Нет".
— Исправить можно многое, — медленно произносит Доминик, и я наконец замечаю то, что должна была заметить сразу.
Даже сразу после нашего побега из Бездны он не выглядел таким изможденным. Нахожу взглядом подарок Ваукин — и да, так и есть, клинок потускнел.
Желание. Исполнение любого, даже самого невозможного из желаний. Только это заклинание так жестоко оборачивается против использовавшего его, и это справедливая цена за вмешательство в мироздание в обход всяких правил.
— Многое, но не все, — продолжает он. — Я никогда не смогу простить тебя до конца. И единственное, что ты можешь сделать — пообещать мне, что больше никогда так не поступишь. Что если тебе скажут, ты послушаешься.
С каждым его словом внутри что-то безвозвратно обрывается.
Никогда. Ни-ког-да...
А самое страшное, что я не могу дать ему такое обещание. Мне пришлось бы солгать. Или связать себя невыполнимой клятвой.
— Я не могу обещать тебе... — звучит тихо-тихо, иначе станет слышно, как дрожит голос.
— Что ж... Я ничего больше не могу для тебя сделать, — отвечает Доминик, и слышно, что ему действительно жаль.

— Он вернул демона к жизни, да?
Я слишком хорошо знаю Доминика. И слишком хорошо знаю Корвуса, который терпеть не может конфликтов между друзьями, и каждый раз испытывает срашную неловкость, будто кто-то из нас посмеет упрекнуть его за то, что он всегда был и будет на стороне Дома. Мне не нужно слышать ответ, достаточно видеть лицо мага.
— Можешь не отвечать, — усмехаюсь. — Я его знаю.
И еще я теперь точно знаю, что просить у Ваукин.

...Мироздание выглядит как огромный клубок запутанной разноцветной лески, настолько плотный, что в нем почти нет просветов. Отыскать в этой бесконечности вариантов нужный — практически невозможно, но я здесь затем, чтобы сделать невозможное.
На бесконечно короткое и бесконечно длинное мгновение я снова оказываюсь там, на узкой улице, где мы пытаемся решить, что делать с демоном. Снова предлагаю убить хезроу, слушаю возражения Доминика, пробую убедить его, но командир остается непреклонным. Я уступаю. И, когда в споре-совещании звучат слова Дома о том, что, в конце концов, мы можем просто остаться на отдых где-то поблизости, не спуская с демона глаз... я подхватываю их, не даю потеряться среди множества других идей и предложений, и в итоге мы останавливаемся на этом.
Приходится караулить одновременно хезроу и нашу недобровольную проводницу, необходимость нести дежурства удлиняет время, необходимое нам на отдых, но, с другой стороны, не нужно идти далеко...
Утром они оба получают приказ не мешать нам, и мне остается надеяться, что никого из нас не придется спасать от последствий проклятия или отравления.
...Меня тащит сквозь события, как по руслу бурной подземной реки. Я будто заново проживаю все, чтобы убедиться - ничего не изменилось. Все по-прежнему. Наша "раздавленная бабочка" не сломала ничего безвозвратно. По крайней мере, на доступном мне отрывке реальности.

Возвращение обратно сравнимо с приходом в себя после многодневного горячечного бреда. Мироздание дорого берет за вмешательство в самое себя.
А ведь я, выходит, сделала напрасным потраченное желание Доминика. Но... было ли оно вообще? Как теперь выглядит реальность? Я помню все, но что помнят они?..
Чтобы узнать, нужно идти к друзьям, и, признаться, мне страшно.
Прежде чем показаться на глаза друзьям, прячу руки в перчатки — длинные, извилистые полосы некроза, словно вены, вспухшие черной кровью, протянулись от пальцев до середины предплечий. Потом нужно будет заняться этим, но не сейчас. Я слишком устала.

...Все закончилось хорошо.
У меня действительно получилось. Может, не совсем идеально, не совсем чисто, но получилось.
Все было именно так. Я не убивала демона, и мы провели ночь, карауля его и Одалит.
Доминик помнит, что сердился на меня за что-то, но больше не помнит, за что именно. Еще он не помнит, на что потратил желание, но, кажется, никак не связывает это со мной.
По крайней мере, в его глазах больше нет этого отстраненного холода.
Так какого же демона мне так паршиво?..
Может, потому, что я все еще помню, как было на самом деле? Несмотря на то, что мне удалось исправить действительно все.
Или потому, что изменив ткань реальности и сделав прощение Доминика ненужным, я так и не смогла простить себя сама?
Или это — просто часть той цены, что берет с меня грубо изнасилованное мироздание? Желание исполнено, наслаждайся... если сумеешь.
Может, однажды все станет как раньше. Когда я сама забуду — я уже забываю, события, которых "не было", стираются из памяти, размываются, как старый тревожный сон.

...Наверно, мне действительно приснилось. Просто один из множества кошмаров, в которых я теряю близких. А отметины на руках, которые, хоть и стали тоньше, будто втянувшись в тело, но так и не исчезли, и ни одно заклинание не помогает — это подцепленное в Бездне проклятие. Болит каждый раз, когда я заставляю Смерть отступить до поры. Будто напоминание — не зарывайся, диктуя миру свои условия.
Но я все равно буду.
Кто, если не мы? У богов нет других рук.