Иногда мне кажется, что мы слишком привыкли друг к другу. Как к чему-то должному, постоянному и неизменному. К шепоту молитвы Элианта по утрам, к возящемуся у котла Рэйногу и к тому, что Солимр всегда берет первую вахту. К тому, что мы есть и будем всегда, а если кто-то неосторожно подставится под удар, то у клериков с собой есть крепкое лечебное заклинание, а то и свиток воскрешения.
Нас давным-давно втянуло в общий водоворот, и даже в голову не приходит, что можно... вынырнуть?
Там, на заснеженном перевале, мы просто очень хотели выжить, выбраться. А дальше... Мы просто оставались вместе, потому что это было удобно. Путешествовать, находить и решать проблемы, двигаться вперед.
А ведь в любой момент можно было просто встать от общего костра и раствориться в темноте. Как это сделали Вион, Виздри, и... прости, парень-следопыт, я уже не помню твоего имени. Пойти своей дорогой, может быть, не такой интересной, но и не такой опасной, пожалуй. И тогда не было бы...
...пылающей крыши под ногами, горящих досок, падающих совсем рядом, и черной темноты подвала, в котором только вы с товарищем, крысы и осколки веры в то, что вас вытащат раньше, чем крысы закончатся.
...ужаса и отчаяния, заливающегося в горло черной водой, щупалец, ломающих кости и беззвучного хрипа, потому что закричать ты уже не можешь.
...короткой судороги, сводящей тело за миг до того, как ты перестаешь быть, и мучительной боли возвращения, когда по каменным жилам вновь начинает струиться горячая кровь.
...мгновения, когда сердце останавливается перед страшным выбором: спасать друга или убивать врага?
...боли, которая вдруг застилает собой все, и зелено-серое болото вспыхивает багровым, а сознание уходит раньше, чем тело успевает упасть на сырую тропинку. И только мысль успевает задержаться в гулкой черное, холодная и гибкая, как змеиная фигура впереди: "Я подвела тебя, Зеленый".
Не было бы.
Татуировки на плече - тоже. Зуба виверны в чешуйчатой ладони. Наброска на обрывке листа: дварф на фоне огромной мертвой птицы.
Площади, забитой людьми и не только, бьющейся в крови музыки, восторженных криков и всеобщей радости, густой и яркой, черпай полной кружкой.
Крепких дварфийских объятий, не позволяющих совершить благородную, но невероятную по масштабам глупость.
Земли с высоты грифоньего полета, и бескрайнего неба вокруг, и встречного ветра, что треплет волосы и вбивает счастливый крик обратно в горло.
Иногда мне кажется, что жизни до них просто не было. Что я стала собой, настоящей, только вечером в таверне старика Олафа.
...И что жизни после них тоже не будет.
Я молча кусала губы, когда тело Солимра опускали в землю. Не верила, сложно было поверить в то, что мы увидели утром.
Задыхалась от боли и злости над мертвым Саашем, бездумно гладила тускнеющую чешую и клялась всем богам, в которых не верю, что сделаю все возможное... и невозможное тоже.
Уже практически не боялась за окаменевшего Элианта - когда сам вернулся из камня, начинаешь смотреть на такие вещи иначе. Только странной тоской под сердцем шевельнулось что-то... далекое, эфемерное, как будто из сна.
Но никогда еще я не испытывала такого острого, пронзительного страха, как тем вечером, когда Рэйног решил уйти. Ни перед фениксом над городом, ни в зловещих подземельях всех мастей, ни перед смертью в любом из ее клыкастых и когтистых обличий.
Резкое, как вошедший под ребра клинок, понимание: вот сейчас он уйдет, и нас не станет.
Можно отобрать друга у смерти. Можно выдернуть заблудившегося из лабиринта пространств и миров. Даже обращенного в камень и разбитого на множество осколков можно вернуть, я узнавала, клерики говорят, это осуществимо.
Но мало что способно остановить человека, который намерен уйти сам, по доброй воле. Нет, конечно, у каждого из нас есть про запас подходящее заклинание или крепкий кулак, но это сродни поднятию зомби вместо воскрешения. Сам человек здесь, с тобой, а душа его бесконечно далека.
Иногда я думаю, а что будет, когда все кончится? Когда кто-то еще скажет: "Я устал, я ухожу"?.. Хватит ли мне сил не вцепиться в уходящего зубами, проводить так, как проводила в свой мир Сааша? Я до сих пор тоскую по этому циничному змею, а ведь с ним мы были знакомы куда меньше, чем со всеми остальными...
Я не знаю.
